Мы привыкли, что бизнес — это лишь источник заработка, но у него есть и другая сторона. В конце 2000-х усилиями мирового кризиса обновилось понятие социальной ответственности бизнеса, современное глобальное значение которого в корне меняет устоявшуюся экономическую систему большинства стран. Мы пообщались с приверженцем этой концепции Андреем Крамом. Он является генеральным директором российской консалтинговой компании «КРАМ», частью миссии которой является улучшение условий труда рабочих в полях, шахтах, на рудниках, на сложных и вредных производствах за счет тех средств, которые высвобождаются в результате реализации проектов.
Многие понимают социальную ответственность как ответственность владельца за условия работы сотрудников. Есть ли у этого явления другие, более глобальные значения?
Да, и намного более глобальные, чем у нас принято считать. Это ответственность не только за условия работы людей, но и за условия их жизни и жизни их семей. Ответственность за состояние экологии, уровень медицины и образования, размер дохода людей. Ответственность за то, какие социальные блага они могут себе позволить, работая на предприятии.
Немного необычно звучит, да? Ведь нас убедили, что бизнес должен зарабатывать и платить налоги, и если при этом получается зарабатывать большую прибыль, то бизнес — молодец и никому ничего не должен. К тому же государство вроде как берет на себя обеспечение и контроль уровня жизни за счет тех самых налогов.
Его главная задача — грамотно распределить отчисления, основываясь на потребностях людей, но при этом еще и обеспечить наиболее экономичную модель этого распределения. Собственно, от того, насколько удачно и экономично выстроена схема взаимодействия треугольника «потребности людей — бизнес — государство», и зависит уровень социального развития этого государства.
Нам в России пока до оптимальности этой схемы далеко. Но есть страны, которые очень далеко продвинулись в вопросах социального предпринимательства. Например, Китай. У нас принято обращать внимание только на одну сторону его развития — экономическую. Но есть и вторая, которая является фундаментом экономического роста: социальность и нравственность предпринимательства там. Китай — это не бизнес-модель для зарабатывания денег на нужды госаппарата, Китай — это модель социального устройства общества, где главный (но не единственный) KPI — это уровень жизни граждан.
Если попробовать кратко сформулировать суть этой модели, то она состоит в том, что нет разделения между политиками и бизнесменами — это часть одного целого. Если вы занимаете какой-то административный пост, то вашим главным показателем, по которому будет оцениваться ваша работа, — это рост уровня благосостояния граждан в зоне вашей ответственности, будь то промышленное предприятие или целый регион.
«Готового» бюджета у вас тоже практически нет, и вы тратите необходимую часть своего дохода на решение именно социальных задач. В итоге и представители власти, и управленцы-бизнесмены заинтересованы в том, чтобы бизнес вашего региона развивался с учетом достижения социальных целей. Не достигнет поставленных целей крупное предприятие — упадут социальные показатели у всего региона, последуют серьезные административные решения «сверху». При этом бизнесу законодательно разрешено тратить часть своего дохода напрямую на решение социальных задач.
Например, строительство школ и больниц может происходить, минуя многоступенчатую налоговую систему, где отчисления теряются на 50–70 % (это только транзакционные издержки, без учета коррупции). Получается интересный эффект: денежные потери внутри системы сокращаются в 2–3 раза, и за те же самые отчисления напрямую получается решить существенно больше социальных задач.
Если при стандартной налогово-транзакционной системе социальной поддержки на строительство школы требуется, скажем, 100 условных единиц, 70 из которых тратятся на обеспечение работы самой налоговой системы и системы распределения и контроля расходования средств, то при прямом социальном инвестировании это обойдется, соответственно, в 20–30 единиц.
Безусловно, тут важен и моральный аспект: когда ты как бизнесмен строишь, скажем, школу для своих детей и детей своих друзей, ты постараешься сделать это максимально хорошо за имеющиеся деньги и вряд ли захочешь экономить на качестве строительных материалов.
В России есть что-то подобное?
В России социальная ответственность в основном выражается либо в «настоятельных рекомендациях» государства профинансировать решение какой-то задачи взамен на какие-либо льготы, либо в инициативах и благотворительной деятельности отдельных людей. Первое еще можно кое-как отнести к аналогу социальной ответственности бизнеса. А вот благотворительность никак нельзя считать системным социальным инструментом.
Благотворительность не очень стабильна и слабо предсказуема. Более того, именно благотворительность, как правило, приносится первой в жертву в кризисных ситуациях (что и произошло в 2008 году), когда социальная сфера приобретает первостепенную важность. Можно было бы сказать, что это наша беда. Но с другой стороны, это и наш потенциал, который мы можем использовать, если начнем двигаться в направлении поддержки социального предпринимательства.
У нас в стране есть идеологи социальной ответственности, но они и их компании занимаются пока больше образовательно-просветительской деятельностью, нежели практической. Мы сейчас всерьез интересуемся этой темой, но уже с точки зрения практической реализации. Сделали несколько проектов, где параллельно с основной работой помогали клиентам привлечь дополнительное финансирование из фондов, потому что иначе реализовать эти проекты они не смогли бы по экономическим соображениям. В России уже есть кое-какие инструменты для использования в формате Impact Investing, но они пока очень несистемные, и бизнес не всегда о них информирован.
Кажется, что Impact Investing — это очень логично и экономически выгодно. Почему у нас это слабо развивается?
Проблема в том, что у нас вся «социалка» держится сегодня на отчислениях через налоговую систему, а в ней, как я уже говорил, теряется 50–70 % средств и прямые целевые отчисления почти невозможны. Да и нетрудно догадаться, что экономическая эффективность китайской модели достигается за счет сокращения транзакционных издержек на госаппарат, банковскую систему и прочее, что существенно сокращает возможности нецелевого использования средств.
При существующей системе управления резкий переход на другую систему почти невозможен. И проблема тут не только в головах, но и в невозможности на ходу поменять двигатель автомобиля. Но очевидно, что основа для подобной социальной революции лежит в изменении политической парадигмы и миссии. Как только социальные показатели развития общества (например, минимальный прожиточный уровень, средний доход населения и пр.) станут приоритетными, социальное инвестирование получит невероятный импульс.
Может ли социальная ответственность компаний при должном развитии и популяризации помочь справиться с глобальными проблемами человечества?
Не знаю, сможет или нет, честно. Но очевидно, что только подход, при котором «держатели денег» будут добровольно вкладываться в решение этих проблем, сможет дать результат. Иначе денег не хватит. А чтобы «держатели денег» стабильно вкладывались — это должны быть инвестиционные, а не благотворительные проекты, с очень прозрачной системой распределения средств. Кстати, технология «блокчейн» выглядит идеальной для этих целей.
Знаете ли Вы отечественные компании, которым близок этот подход или которые в каком-то ином формате вносят вклад в улучшение жизни людей?
В нашей стране стоит говорить не о компаниях, а о людях, которые этими компаниями владеют. Частные инициативы — достаточно распространенное явление в России. Некоторые бизнесмены хотят не только зарабатывать, но и делать что-то важное в социальном смысле. На сегодня это на 99 % благотворительность. Так что этим людям можно ставить памятники при жизни, потому что условия для них не то что не созданы — они скорее делают благо «вопреки».
Как социальная ответственность может помочь простым людям — скажем, работающим на вредных производствах за гроши?
Работа за гроши может быть обоснованной только в одном случае: если недостающие деньги люди получают в качестве больших социальных льгот — хорошей бесплатной медициной, беспроцентными кредитами, вложениями в инфраструктуру города, качественным бесплатным образованием. Других вариантов быть не может. Если заработная плата и социальный пакет минимальны (как есть это у нас сегодня), то можно говорить о социальном кризисе.
Качество социального пакета постоянно падает, отчисления режутся, а зарплата не растет. Все объясняется кризисом и нехваткой денег. Но выходом может стать изменение культуры социального инвестирования, чтобы предприятия могли возвращать потраченные на налоги средства и даже дополнительно зарабатывать на них, вкладываясь в социальные проекты.
Для более глубокого понимания социальной идеологии и экономической модели социального предпринимательства нужно детально изучать опыт «китайского экономического чуда», а также уже богатый накопившийся опыт существующих иностранных компаний в сфере Impact Investing. Повторюсь, что по различным оценкам инвестпроект, реализованный напрямую «бизнес — народ», оказывается в 3–4 раза дешевле для страны (но не для чиновников и банков), чем по схеме «бизнес — налоги — чиновники — бюджет — соцпроект — люди».